Фик

[karamaou]

Здравствуйте.) Фик написался давненько уж, но выложить здесь собралась только сейчас, ибо оно довольно... своеобразное получилось.

Название: "В тени крыльев"
Автор: Serenada
Фандом: Kyo Kara Maoh!
Пейринг: Йозак/Вольфрам , Юури/Вольфрам
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: под катом могут обнаружиться ООСы и прочая жуть, от коей открещиваюсь всеми рогами. )))

***
Вода тихо плеснула, когда, пройдя сквозь клубы пара, в нее вошел человек. Сев и откинувшись на бортик бассейна, он тихо вздохнул, расслабляясь и закрывая глаза. Ровно до той секунды, как услышал неподалеку от себя приветливое:
- Устали, ваша светлость?
Вольфрам вздрогнул и, повернувшись, едва рассмотрел смутно виднеющуюся в клубах густого белого пара фигуру говорившего.
- Это ты? Я думал, здесь никого нет, - рассеянно откликнулся он, не отвечая на вопрос.
- Мне уйти?
- Нет. Ты мне не мешаешь, Йозак. – Помолчав, Вольфрам усмехнулся: - Надо же, так непривычно видеть тебя отдыхающим. Мне иногда кажется, что ты даже не спишь.
- Отчего же, ваше превосходительство. Я тоже не всегда занят, - охотно откликнулся лучший разведчик Шин-Макоку. – Сегодня вот утром корабль короля Сарареги проводили, убедились, что все спокойно… ну, и там еще парочка дел… а вечером и расслабиться не грех.
Вольфрам, при упоминании правителя Малого Шимарона поморщившийся, мысленно порадовался, что Йозак не может видеть выражения его лица. Хотя зря он надеялся провести Гурриера: в конце концов, тот едва ли спроста упомянул Сарареги.
- А у вас, кажется, день потяжелее моего выдался, а, ваша светлость? – ненавязчиво спросил Йозак, снова возвращая фон Бильфельда к тому, с чего начался их разговор.
И на Вольфрама, до сих пор находившегося в состоянии блаженного отупения, навалилась усталость вперемешку с глухим раздражением.
- Перестань. Думаю, об этом уже весь Шин-Макоку знает, а уж ты-то и подавно.
- Это вы о размолвке с Величеством? – тут же «догадался» Йозак.
Вольфрам медленно улыбнулся, чувствуя, что рот перекашивает куда-то набок.
- Какое верное слово… Думаю, им вполне можно назвать разрыв помолвки, да.
- Так значит, правда? – голос Гурриера, сохранив обычную небрежность, неуловимо изменился, став серьезнее. – Вы снова расторгли помолвку с малышом?
Вольфрам опустился в воду по шею и посмотрел на колышущееся отражение, в котором его лицо выглядело уродливым и чужим.
- Нет, это не я, - не доверяя собственному голосу, он говорил неторопливо и тихо. – Это Юури.
- И что… думаете, это серьезно? У вас ведь и раньше разногласия случались по этому поводу. Величество – он же дитё еще, куда ему там о свадьбе всерьез задумываться.
За легкостью, с какой говорил Йозак, слышалось его желание подбодрить Вольфрама, только это уже не имело значения. Ничего теперь не имело значения.
- Он публично от меня отказался, - горло перехватило, и пришлось сделать длинную паузу, чтобы продолжить: - Это конец. Меня еще никогда так не унижали. А хуже всего то, что он этого даже не понимает. Для Юури это как… детская шалость. – В памяти всплыло виновато улыбающееся лицо Мао, и Вольфрам зажмурился, словно тот стоял прямо у него перед глазами. – Он извинился и предложил остаться просто друзьями. Вот и все. Он даже не предупредил заранее, что собирается это сделать: побоялся, что я ему скандал устрою… слабак.
Слабо фыркнув, Вольфрам потянулся за лежащим на бортике мылом – и тут же зашипел, схватившись за плечо.
- Что там у вас? – спросил Йозак, не слишком, впрочем, тревожась. Растирая сильно потянутую мышцу, фон Бильфельд отстраненно подумал, что Гурриер порой бывает слишком проницательным. По крайней мере, о том, что его светлость, ослепленный гневом, перестарался с мечом, он догадался мгновенно. Действительно, после разговора с Юури Вольфрам, не находя себе места, отправился размяться с оружием – и не только. В итоге он загонял до полусмерти десяток попавших под руку солдат и чуть не спалил все деревья в пределах замка. Под конец, часа через три, он неудачно замахнулся уже уставшей, плохо слушающейся рукой, и результат не замедлил сказаться. Даже просто шевелить плечом теперь было больно, хотя пребывающий в прострации Вольфрам подчас об этом забывал. Вот как сейчас.
- Ничего, все нормально, - буркнул он, почему-то испытывая вдруг острый стыд. Подумалось, что он сам сейчас ведет себя, как слабак: Йозак бы никогда не потерял контроль настолько, чтобы навредить самому себе, а Вольфрам, словно неразумный ребенок… Непростительно. И стоит ли удивляться, что он, несдержанный и эгоистичный, оказался не нужен Юури? Недостоин быть с ним в качестве жениха, а после – мужа.
Недавний гулкий гнев, который мешал контролировать мареку и раз за разом вызывал разрушительное пламя, сменялся мутной горечью. Она оседала на языке, затапливала сердце и сминала мысли, как жесткая рука – нежные лепестки Прекрасного Вольфрама.
Опустив глаза, юноша машинально мял здоровой рукой плечо, уже жалея, что он сейчас не один. И в то же время ему не хотелось, чтобы Йозак уходил. От его присутствия, как и всегда, становилось спокойнее, будто большая птица укрывает тебя мягкими крыльями.
- Дайте-ка помогу, ваше превосходительство, - добродушно сказал Гурриер, вдруг оказываясь очень близко – Вольфрам даже не услышал, как тот подошел. Уж что-что, а двигаться бесшумно было частью его работы. Иногда очень важной частью.
Большие горячие ладони легли на плечи, осторожно, но настойчиво разворачивая Вольфрама. Двигаясь как во сне, юноша повернулся спиной, облокотился о бортик бассейна и опустил голову на руки, отчего голос его, когда он снова заговорил, звучал глухо, будто из подземелья.
- А еще этот проклятый Сарареги… Если бы я не был уверен, что его сила внушения не действует на Юури, я бы поклялся, что он ею воспользовался. Юури им точно околдован, говорит только о нем и не хотел отпускать его в Малый Шимарон. Это… все из-за него. Из-за… него…
Мысли путались, глаза по-идиотски щипало. Как будто наследник рода фон Бильфельдов мог заплакать из-за такой глупости. Совершенно немыслимо.
- Тише, светлость, - чужая рука мимолетно коснулась мягких и слегка намокших от водяного пара волос Вольфрама и снова опустилась на плечо – поглаживая, растирая, разминая. Пуская по телу волны щекочущего тепла.
- Все говорят, что Юури еще слишком молод, что ему не время всерьез думать о женитьбе, - забывая под уютными прикосновениями про Сару, вновь забормотал Вольфрам без всякой логики. – Но ребенком при этом называют меня! Как будто я не знаю, что это за ответственность. Как будто не смог бы справиться с такой важной ролью, не смог бы позаботиться о Юури. Как же я устал от такого отношения! – он вдруг застыл, оглушенный мыслью, и напряженно спросил, кусая губы: - А ты? Ты тоже… считаешь меня?..
- Ребенком? – негромко и насмешливо договорил за него Йозак. Чуть повернув голову, Вольфрам успел поймать блеснувший голубой сталью взгляд, тут же приглушенный рыжими ресницами. – Ну… я бы так не сказал… господин Вольфрам.
Его тон и его руки, легко скользнувшие по спине до поясницы и обратно, живо вызвали весьма неуместное сейчас воспоминание. Или… уместное? Притом именно теперь?
От пустоты, разлившейся в голове, вдруг стало легко и как-то всё равно. Разве не он сам сказал, что это – конец? Разве не решил, что ничего не изменится, даже если Юури вдруг передумает? Тогда почему бы и не поддаться туману, заполняющему разум и пахнущему рыжим солнцем?
Если он больше никому не нужен.
Если так можно приглушить боль, сжирающую внутренности.
Если птица раскинет над ним свои крылья… снова.
- А знаешь, с чего началась наша… размолвка? – Вольфрам медленно выпрямился, проскользив спиной под замершими ладонями, и развернулся к нему лицом. – Я всего лишь… - он придвинулся к неподвижному, глядящему на него с нежной укоризной мужчине вплотную, положил руку на твердый бицепс и привстал на цыпочки: - Его…
Последнее слово он не произнес – проиллюстрировал, причем весьма наглядно. Прижался губами к чужим сомкнутым губам и почти сразу отстранился.
Гурриер молчал. Одной рукой он касался плеча Вольфрама – не отталкивая, но и не притягивая ближе.
- В прошлый раз ты был смелее, Йозак, - улыбаясь незнакомой улыбкой, сказал юноша, перекатив на языке имя, как сочную ягоду. – Или ты забыл?
- На память пока не жалуюсь, ваша светлость, - насмешливо отозвался Гурриер, хотя острая настороженность из взгляда так и не ушла. Он отчетливо колебался.
- Так напомни мне, - словно ныряя в омут с головой, выговорил Вольфрам непослушными губами, - на чем мы тогда остановились.
- Давно это было…
- Не так уж давно.
Перед первым появлением Юури в Шин-Макоку. Так мало времени… Хотя его хватило, чтобы вынуть сердце из груди и в подарочной обертке вручить тому, кому оно ненужно. Кто любит всех, как равных… будто не любит никого.
И несправедливые, неправильные мысли сейчас смиряют боль – так же, как взгляд теплых встревоженных глаз.
- Вольфрам… - вздохнул Йозак. Улыбка в уголках его губ вздрагивала, как ветка под порывом ветра.
Он посмотрел на юношу, безотчетно жмущегося к нему всем телом, и лицо его смягчилось, а из глаз будто кто-то вымел одним махом напряжение и неуверенность.
- Хорошо, ваша светлость, - прошептал он в губы, раскрывающиеся ему навстречу. – Хорошо.
Вольфрам вжимался в него, обнимал за шею и хотел просто быть нужным кому-то, хотя бы ненадолго. Он даже не чувствовал, что тоже дрожит сейчас – словно тонкая ветка под порывами холодного ветра.

***
Корабль причалил к берегам Малого Шимарона ранним утром. Солнце висело почти над самой водой, и от него море казалось пламенно-оранжевым. Хотя кое-кому из прибывших было не до красот природы. Едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, Вольфрам сошел по трапу и с явным облегчением ощутил под ногами твердую почву. Всю дорогу его, как всегда, мучительно тошнило – кажется, морская болезнь в этом случае была неистребима. Он уже и не жаловался: просто молча стоял, перегнувшись через борт, и тихо фыркал на редкие попытки Йозака подбодрить его шуткой. Юури бы и сам попытался отвлечь страдальца, если бы не одно обстоятельство: Вольфрам с ним практически не разговаривал.
Прошло больше месяца с тех пор, как Юури расторг помолвку, и с тех пор все изменилось. Он был готов к тому, что Вольфрам закатит истерику, что будет третировать его, допытываясь, с кем Юури ему изменяет. Даже к вызову на дуэль был готов. Но не к этому сдержанному, вовсе не показному молчанию. Не то чтобы Вольфрам совсем игнорировал его: на людях он не позволял себе такой дерзости с королем, конечно. А вот наедине добиться от него большего, чем «да», «нет» и «не имеет значения», было практически невозможно. Да и просто остаться с ним один на один – тоже. Глаза у Вольфрама в такие моменты становились отрешенными и темными, как бутылочное стекло, а взгляд скользил мимо Юури. Казалось, ему физически больно находиться рядом с Шибуей, и Мао, сначала пытавшийся делать вид, что все в порядке, вскоре прекратил попытки разговорить бывшего жениха, решив дать ему время.
Только время шло, а ничего не менялось. Юури уже стал отчаиваться, снова и снова натыкаясь на стену, которую молодой фон Бильфельд выставил перед собой. Раньше он нечасто бывал так серьезен – в основном во время сражений, когда он переживал за безопасность короля. А теперь у Шибуи не было возможности забыть, каким взрослым умеет быть Вольфрам – тот, кого окружающие столь часто называли безответственным ребенком. Это расстраивало, пугало и выматывало. В отношения бывшей «главной пары Шин-Макоку» никто не вмешивался, как будто окружающие заняли места в зрительской ложе и ждут дальнейшего представления. Даже с Конрадом Юури не удалось толком поговорить о сложившейся ситуации, когда он уже не мог держать это в себе, хотя по глазам Веллера было слишком хорошо заметно, что он переживает за брата.
В конечном счете, Юури остался один на один с проблемой, которую он сам себе создал. И как ее разрешать, юное величество понятия не имел. По правде говоря… он даже не представлял, что действительно заставит Вольфрама страдать. Что вся эта ерунда с помолвкой и свадьбой настолько серьезна. Юури как всегда казалось, что дело можно будет разрешить искренней улыбкой и просьбой остаться друзьями (которыми они, собственно, и были). И вот теперь приходилось пожинать плоды собственных усилий: Вольфрам его избегает, а самому Юури так паршиво, что хоть на стену лезь.
Время, назначенное для ответного визита любезности в Малый Шимарон, подошло незаметно, и Шибуя даже не знал, кстати ли это. Хотя, разумеется, его личные дела не должны были повлиять на поездку, имевшую значение, прежде всего, в политическом плане. К тому же, Вольфрам, несмотря ни на что, вызвался ехать – очевидно, он тоже предпочитал не смешивать личное со службой. «А служба его – защищать Мао, чего бы это ни стоило», - с внезапной горечью подумал Юури, тоже спускаясь по трапу и глядя на делегацию, прибывшую встречать иностранных гостей.
Навстречу ему шел Бериас.
- Добро пожаловать, ваше величество. К сожалению, король Сарареги не смог лично вас встретить, но он распорядился, чтобы все ваши пожелания были выполнены.
- Спасибо, Бериас, - улыбнулся в ответ Юури, мимоходом удивляясь тому, что отсутствие Сары вовсе не расстроило его, хотя в прошлую встречу с правителем Малого Шимарона Шибуе не хотелось расставаться с ним: Сарареги все еще интриговал своей двойственностью, все еще вызывал почти детское изумление – нежной, словно девичьей красотой и жестким внутренним стержнем. Сейчас же все это как-то отошло на задний план, оставляя на переднем только лицо Вольфрама.
Надо отметить, весьма зеленое в данный момент лицо. Все еще не отошедший от морской прогулки-пытки Вольфрам уже забирался в седло поданного ему коня. Гюнтер, которого все же не удалось удержать на этот раз дома, отдавал последние распоряжения на корабле, а Конрад отошел к Бериасу и о чем-то тихо с ним переговаривался – не иначе, обсуждал вопросы обеспечения безопасности короля. Юури старательно любовался золотистым морем и в итоге даже не понял, как получилось, что он смотрит на усталое, нездорово-бледное лицо Вольфрама. Фон Бильфельд сидел выпрямившись и стараясь казаться сосредоточенным, но взгляд его все равно был рассеянным, а руки, которыми он придерживал поводья, свободно лежали на луке. Все казалось спокойным, и тем неожиданнее было то, что случилось потом. Лошадь Вольфрама, фыркнув, нервно переступила передними ногами, а в следующую секунду поднялась на дыбы, сбрасывая с себя зазевавшегося наездника. Это произошло так быстро, что Юури не успел даже испугаться: Вольфрам, слабо вскрикнув от неожиданности, мешком свалился на руки выскочившего непонятно откуда, словно чертик из табакерки, Йозака.
- Осторожнее, светлость, - с мягкой усмешкой посоветовал рыжий шпион, отходя на пару шагов от взбрыкнувшей лошади, которую уже ухватили под узду двое солдат.
Вольфрам что-то тихо ответил и, оказавшись на собственных ногах, нервным движением поправил мундир. Конрад спросил, все ли в порядке, Гюнтер всплеснул руками, как бы говоря «ну что поделаешь с этими мальчишками!», а Бериас извинился за своенравное животное и велел подать господину другого коня, хотя Вольфрам и попытался отказаться. Инцидент был исчерпан.
А Юури все стоял на месте, чувствуя, как почему-то стало тяжело дышать. Ведь все было нормально, и ему показалось… просто показалось. Несколько ничего не значащих, но явно лишних секунд, что Йозак бережно прижимал к себе взъерошенного Вольфрама. В смущении отведенный пронзительно-зеленый взгляд и нежный румянец на щеках, только что бледных. Незнакомые ласковые нотки, скрытые за привычно насмешливым тоном. Такие глупые мелочи… Просто у Юури разыгралось воображение.
С трудом сосредоточившись, Шибуя сел в приготовленную для него карету и всю дорогу до дворца слепо смотрел в окно.

Сарареги, как обычно, был приветлив, мил, обходителен, и с ним Юури смог отвлечься от тяжелых мыслей. Роскошный завтрак, прогулка по замку, поездка в город, обсуждение государственных дел… На этот раз даже осторожному Гюнтеру было нечего возразить на очевидно взаимовыгодный договор, предложенный Сарой. День проходил суматошно, но приятно и с пользой. А вот с наступлением вечера все стало не так радужно, потому что Юури впервые за долгие часы остался один, и оказалось, что его смутные фантомные страхи никуда не делись, а только выросли - из безобидных мух в вполне приметных слонов. Раз за разом прокручивая в голове утренний эпизод, а потом и весь прошедший месяц в поисках несуществующих зацепок, Юури вертелся в постели, не находя себе места. Сон никак не шел, от круговерти мыслей одна глупей другой начала болеть голова, и только за пару часов до рассвета Шибуя погрузился в черную зыбкую хлябь без сновидений.
Пробуждение было резким и неприятным, словно его вытолкнули из темной комнаты на яркий свет. Свет в комнате действительно был, правда, приглушенный шелковыми зелеными портьерами, не задернутыми до конца. Выпив воды, оставленной на ночь предупредительной служанкой, Юури выполз из постели, чувствуя себя разбитым как никогда. До времени, на которое был назначен завтрак, оставалось еще больше часа, и Шибуя решил прогуляться, надеясь, что хоть свежий воздух приведет его в себя.
Свежий воздух был, конечно, отличным средством взбодриться, но еще сильнее на Юури подействовало понимание, что не он один захотел пройтись с утра пораньше.
В саду, благоухающем такими ароматами, каких на Земле и не встретишь, был Вольфрам. Его пальцы осторожно касались бутона нежно-розового цветка, и сам он сейчас тоже казался цветком – тонким и хрупким. Его волосы в свете янтарного, ослепительного солнца набрали густой медовый оттенок, а белая рубашка легким перламутрово-прозрачным облаком обнимала тело, открывая крепкую белую шею и остро выпирающие ключицы. Слепящая, как это солнце, болезненная красота Вольфрама резала глаза, но отвернуться не было никаких сил. Когда-то Юури сравнивал с ним Сарареги и думал, что во внешности они друг другу не уступают. Это была ошибка. Юный Мао смотрел на того, кому причинил боль, и думал, что не видел ничего прекраснее в своей жизни.
А ведь эта красота принадлежала ему. Действительно принадлежала. Как он мог не понимать?..
- Доброе утро… ваше величество, - подняв глаза, поздоровался Вольфрам и улыбнулся. Улыбка была бледной, но, по крайней мере, эта пугающая бутылочность ушла из его глаз впервые за долгое время.
- Не называй меня так, - машинально откликнулся Юури.
Вольфрам пожал плечами и как-то слишком легко сказал:
- Ладно.
Это был тот самый момент, которого Юури ждал, чтобы помириться. Чтобы все стало как прежде. Только он вдруг понял, что так не получится. И вместо пустых извинений, которые все равно не дошли бы до сердца Вольфрама, он сказал – то, в чем так и не признался раньше:
- Я испугался. Я, и вправду, как слабак, испугался, когда ты… когда ты меня…
- Когда я тебя поцеловал? – услужливо подсказал Вольфрам, на этот раз не отводя взгляда, в котором горела яростная абсентовая зелень. Юури только видел по телевизору этот напиток и слышал о нем, но сейчас ему казалось, что он хлебнул абсента – так закружилась голова и перехватило дыхание.
- Да, - только и смог выдохнуть Шибуя.
Вольфрам хмыкнул, словно ему все равно, хотя по тому, как вцепились в плечи пальцы его скрещенных рук, было понятно, что это ложь.
- Я что, такой страшный?
Издевается.
- Дело не в этом. Дело вообще не в тебе, - заговорил Юури и тут же почувствовал, что с языка срываются глупости – как всегда, когда он волновался, а сейчас он волновался дико. – Просто… я же говорил. Я не раз говорил, что в моем мире так не принято. Что это… странно – когда парни…
- Я понял, - оборвал его Вольфрам, хмурясь. – В этом твоем мире пол важнее всего прочего. Да?
- Нет, - Юури понял, что начинает путаться. – Не важнее…
- Тогда дело все-таки во мне, - спокойно, будто уже давно свыкнувшись с этой мыслью, заметил фон Бильфельд. Так спокойно, что у Юури сердце заныло. – Да какая теперь разница? Теперь, когда ты здесь.
Шибуя сначала не понял, о чем он говорит, а потом до него дошло: Сара. Вольфрам думал, что Юури бросил его ради Сары. И даже смысл неподходящего, казалось бы, слова «бросил» стал неважен по сравнению с абсурдностью такого предположения.
- Он здесь ни при чем, - как можно более ровным голосом сказал Юури, почти уверенный, что ему не поверят. Он ошибся.
Вольфрам коротко взглянул на него и опять слишком легко кивнул:
- Как скажешь.
Юури знал, что Вольфрам не должен быть таким. Не может быть таким. Спокойным до равнодушия, не спорящим, не взрывающимся от неосторожного слова. Что-то здесь было не так… Если Сара ни при чем – тогда, может быть, кто-то другой? И тогда Юури вспомнил вчерашнее утро, свои ночные мысли, шуршавшие в голове, как крылья летучих мышей. Он вспомнил и заговорил, уверенный, что сможет произнести все нужные слова – но так и не закончил вопрос:
- Скажи, ты и Йозак?..
Вольфрам вздрогнул – едва заметно, можно было бы списать на порыв прохладного утреннего ветра. Поднял застывшее лицо со сжатыми в нитку розовыми губами. Он молчал уже достаточно долго, чтобы это молчание уже не требовало никаких слов, но все-таки Вольфрам ответил – сухо и ровно:
- Простите, ваше величество, но вас это уже не касается.
От его голоса в голове Юури что-то тихо щелкнуло, будто запуская внутри него машину по выработке чувства, которое он раньше не испытывал. За несколько мгновений этой опьяняющей, яростной боли стало так много, что Юури почти не сопротивлялся, когда сознание начало уплывать, погребаемое силой, которую он до сих пор не научился контролировать. В нем говорила ревность, и именно она управляла взмывшим в небо вихрем холодного голубого сияния. И себя, и Вольфрама, так и замершего в нескольких метрах от короля демонов, Юури видел словно со стороны, плохо понимая, что происходит. Воздух вокруг него скручивался в небольшие торнадо, втягивая в себя сухие травинки, опавшую листву и цветы. Вскоре это стало уже не так безобидно – когда одна из воронок выкорчевала целое дерево и подняла его высоко над землей.
- Ты разрушишь замок короля Малого Шимарона! Перестань! – крикнул Вольфрам, пытаясь казаться спокойным, но по его глазам, еще более огромным, чем обычно, было ясно, что ему страшно. И все же он не пытался убежать.
А Мао не пытался остановиться. Его сила все росла, затягивая чистое небо пеленой туч, электризуя воздух. Краем глаза он заметил бегущих в сад Конрада и Бериаса. Не понимая, что могло случиться, Веллер обшаривал взглядом все вокруг, ища возможную опасность и находя только собственного брата. Убедившись, что здесь больше никого нет, он закричал, стараясь, чтобы его голос был слышен за свистом ветра:
- Юури, что происходит?! Ты в землях людей, тебе опасно пользоваться!..
- Уничтожу, - сказал кто-то губами Юури – и звук прокатился до самого неба. Так не было раньше, так никогда не было: не «справедливость», не «наказание» - просто желание стереть в порошок источник распирающей сердце, жгучей боли.
А лицо Вольфрама вдруг разгладилось, стало по-настоящему безмятежным. Приблизившись еще на шаг, он сказал – негромко, но Мао его услышал:
- Давай. Ты и так это сделал, просто закончи начатое, Юури.
- Вольфрам! – крикнул Конрад, срываясь с места и направляясь к брату, но вихрь, вставший прямо перед ним, ясно давал понять, что Мао не желает постороннего вмешательства.
А потом все прекратилось – так же внезапно, как и началось. Юури не знал, сделал ли это он сам, или это был далеко не полностью контролируемый им король демонов. Просто он вдруг так ясно почувствовал горечь, одиночество и страх Вольфрама, – страх не перед надвигающейся стихией, а гораздо более глубокий и печальный, - будто эти ощущения жили в нем самом. Поднятые в воздух листья и лепестки сорванных цветов яркой мешаниной застлали землю, небо начало проясняться, а Юури, волосы которого снова стали короткими, стоял, пошатываясь и стараясь не упасть в обморок. На этот раз он не мог позволить себе такой роскоши, потому что у него было важное дело.
- Ваше величество! Вы в порядке? – заволновался Конрад, который прекрасно знал, чего стоит королю использование марёку здесь.
Юури, все еще тяжело дыша, вытянул руку в его сторону – одновременно успокаивая и прося оставаться на месте. А сам он медленно, перебарывая противную дрожь в коленях, пошел к Вольфраму. Тот был похож на памятник самому себе – застывший, с неподвижным взглядом, устремленным в пустоту. Кажется, он до сих пор не понял, что остался в живых.
Его определенно надо было привести в себя, и Юури именно это и сделал. Самым эффективным способом. Он влепил Вольфраму такую пощечину, что почти сам услышал, как у того зазвенело в ушах.
- Ты что делаешь?! – схватившись за левую щеку, заорал фон Бильфельд – обиженно и растерянно одновременно.
- Это тебе за Йозака. В том числе, - тихо, чтобы не услышали Конрад и Бериас, сказал Юури, слабо улыбаясь. Он понятия не имел, почему ему стало так легко, но одно Шибуя знал точно: не имеет значения то, что осталось в прошлом. Они сделали друг другу плохо, они оба за это заплатили, так или иначе. Все остальное можно было исправить.
- Юури…
Имя прозвучало с такой щемящей нежностью, что сердце короля Шин-Макокку в который раз зашлось в неровном, срывающемся биении. Он обхватил тихо охнувшего Вольфрама за шею, притянул его к себе, от накатывающей слабости почти повиснув на нем, и с благодарностью почувствовал, как его поддерживают сильные руки друга и, кажется, все-таки жениха.
- Вы не думаете, что мы здесь лишние, господин Веллер? – спросил Бериас, невозмутимо глядя на двух молодых людей.
- Думаю. Еще как, - улыбнувшись, отозвался Конрад и следом за телохранителем Сарареги покинул полный солнца сад.

***
- Йозак.
- Да?
- Ведь это ты сделал?
- Не понимаю, о чем вы, светлость.
- Ладно, не понимай… Скажи только, почему сейчас?
- Ну… я, конечно, все еще не понимаю, но вы уже подуспокоились, он все осознал… Самое время.
- Я даже не буду спрашивать, что ты сделал с лошадью.
- Вот и правильно.
- Мог бы хотя бы предупредить.
- Ненатурально получилось бы.
- А если бы… он меня убил?
- Это кто, малыш-то? Ну вы и скажете…
- Йозак.
- Да?
- Спасибо.
А улыбка у него все-таки лисья. Добрая, но лисья.